"Хонока" глазами семьи Болутенко: что ж ты, Дмитриев, мы же дружили

Этого текста ждут так, как будто я скажу что-то новое. Пишут и с Сахалина, и с материка, и даже из заграницы. Нет, конечно, какую-то новую фактуру вы, безусловно, узнаете. Но в целом все слишком обычно, даже чересчур: и пьют (в этой истории касается нас в меньшей степени), и воруют (собственно, в этом и дело).

Но сначала покажу фотографии.

Это "Хонока". Не без помощи автора становящаяся печально известной южно-сахалинская российско-японская баня, готовность которой ее прародитель Сергей Дмитриев, председатель городской думы, оценивает в 94%.

Олег Болутенко, депутат той же думы, а теперь директор "Хоноки", вопреки опасениям Дмитриева, в этом вопросе с ним не спорит: коробка готова процентов на 90. Правда, уже потрескалась. Полы, по мнению Болутенко, нужно полностью переделать, причем затратно: снять слои, так как если заливать поверх имеющихся, уровень пола станет выше, например, дверей лифта, и тот тогда не сможет открыться. Крыша течет (на фото видно), не закуплено важнейшее для онсена оборудование для водоподготовки, бассейны в помывочных отделениях крошатся, а в пристроенном к зданию огромном помещении, заросшем мхом, вообще не понять, что делать. Дмитриев хотел отдать его под медицинский центр, даже известно чей — бывшего депутата Анатолия Лексина, живущего теперь в США. По всей видимости, чтобы зарабатывать на аренде. Первоначально таких планов не было, поэтому ни лишние квадраты, ни тем более мох не отражены в проекте. С проектом, рассказал Олег Болутенко, который обещал показать главреду Sakh.com "Хоноку" и потом дать интервью, вообще большие проблемы. Он как бы есть, но построенное здание ему не соответствует. Сметы нет вообще. И, похоже, совести.

Тут сразу оговорюсь: не питаю чувств ни к Дмитриеву, ни к Болутенко. Отношусь к ним так, как нужно относиться к людям, которые видят смысл жизни в собственном обогащении. Для этого и бизнес, и власть, и полное их смешение. Но как было сказано в первом материале, от Сергея Дмитриева я не добилась ответа на главный вопрос: если все было так хорошо, почему сейчас так плохо? Дмитриев не решился сказать, хотя, конечно, знает, в чем дело. Зато рассказал Болутенко. Не без помощи супруги Елены Семеновой и даже дочери Надежды, их семейного юриста, тем не менее, рассказал все и даже больше.

И в правдивости слов Олега Болутенко автор не сомневается. "Хонока" — его личная боль. Не в том смысле, что он так хотел реализовать этот проект, а в том, что она подрывает смысл его жизни, уже лишив десятков миллионов и продолжая лишать. И когда все это закончится, абсолютно неясно. Поэтому огласка для Болутенко, тем более такая, на "Сахкоме", — это компенсация боли, месть человеку, с которым он был дружен 22 года.

Болутенко был откровенен настолько, что автору даже приходилось его останавливать, чтобы он совсем не перешел границ. Какие-то эпизоды из этических соображений я оставлю за пределами этого текста.

Ксения: Вы живете с Дмитриевым как друзья, у вас все классно, вы понятия не имеете, что такое онсен, как вдруг...

Олег: Я вижу, что он постоянно встречается мне в Японии. Я его спрашиваю: как "Хонока"? Он сначала не раскрывался, а потом — был 2017 год — сделал мне предложение войти в проект. Там уже был японец и "Максима", это компания Дмитриева, "Кондитерская лавка".

Ксения: Он вам делает предложение, а вы ему что говорите?

Олег: Я сначала думал. Елена была против этого.

Ксения: Почему?

Елена: Я Олегу всегда объясняю: мы занимаемся бизнесом уже 20 лет, мы в этом профессионалы, мы семья, и у нас есть распри внутри или не распри, но мы семья, и мы понимаем в бизнесе.

Олег: А в этом бизнесе (имеет в виду "Хоноку" — прим. автора) мы ничего не понимаем.

Елена: В моем понимании в России очень сложно организовывать такие вещи, когда разные люди заходят в бизнес. Им очень сложно управлять этим бизнесом впоследствии, контролировать все, есть какие-то нюансы, и очень сложно эти взаимоотношения выстраивать. Я говорю: Олег, смотри, 22 года вы с Сергеем Вячеславовичем дружите...

Ксения: У вас семейная дружба?

Елена: Да, мы всю жизнь ездили вместе отдыхать, у нас с Ольгой хорошие отношения, дети ходили в одну школу. Сергей Вячеславович каждый день возил моего сына, потом родилась дочь, он возил детей в школу, забирал. Мы всегда на праздники вместе. Я говорю: смотри, Олег Иванович, есть такой нюанс: если вы зайдете потом в партнеры, как бы потом не оказалось, что будут какие-то моменты в жизни не очень приятные. И на самом деле я, конечно, была против того, чтобы он заходил, но я говорю: хорошо, это твое решение, твое право, ты взрослый человек.

Ксения: Но деньги общие у вас?

Елена: Ну и что? Это общее, но я в любом случае ему доверяю, потому что мы столько лет уже вместе живем. Я говорю: ну хорошо, если ты действительно считаешь, что это действительно проект серьезный. Тем более там был японец, мы с японцем тоже встречались, на этапе переговоров он приезжал к нам домой, и я видела, что вопрос действительно серьезный. Для меня это был показатель. В Японии он нас возил к себе в "Хоноку", мы были у него на предприятии, мы видели, как у него все устроено, мы общались с его семьей, где у него семейный точно такой же бизнес — дочь, зять. У него серьезный подход, и для меня это было гарантией, что это серьезный проект.

Ксения: А как себя вел Дмитриев в тот момент, пока вы изучали проект?

Елена: Все было красиво.

Олег: Я потом узнал, что японцу он сказал, чтобы тот с Болутенко напрямую не общался.

Елена: На протяжении этого проекта, пока все не стало плохо, мы никогда отдельно не встречались с японцем, всегда был переводчик, Дмитриев. Все было красиво на бумаге, была создана компания, был устав, протокол, бизнес-план.

Ксения: Если у них все так классно и красиво, зачем им вы?

Олег: Потому что японец только 50%.

Елена: Насколько я знаю со слов японца, потом-то мы с ним много обсуждали, как мы могли попасть в такую ситуацию, он говорит: смотри, когда я заходил в проект, Сергей неоднократно задавал вопросы, потому что проект по деньгам все равно достаточно серьезный. У меня, говорит, деньги есть...

Олег: А ты засвети свои деньги.

Елена: Ты, говорит, свои деньги покажи. Если я захожу в этот проект, у меня должны быть гарантии, что ты сможешь со мной его вести. Дмитриев, как я поняла, сказал, что вопросов нет. И поэтому, понимая, что денег у него, наверное, недостаточно, начал вовлекать других людей, и предложил Олегу.

Ксения: На этапе, когда все уже прет?

Олег: Нет, когда началась стройка.

Елена: Ну она началась, понятно, японец начал вкладывать, Дмитриев что-то вложил.

Ксения: Японец такой немножко с русским менталитетом — он не сначала посмотрел на деньги, а потом, когда процесс уже был запущен... Ок. Вы этот проект рассматривали как бизнес или все-таки понимали, что Дмитриеву нужна помощь и вы должны помочь как друг?

Олег: Нет, я рассматривал только как бизнес-проект. Тем более Дмитриев рисовал, что он вообще сначала долю покупал 10-15% и что за такую же долю я буду миллион в месяц получать. Когда Дмитриева не стало, то есть он сказал "Извините, я пошел", мы с японцем стали разбираться. Он говорит: Олег Иванович, какой миллион за 10 процентов? Да там она будет приносить 2 млн рублей прибыли в месяц максимум, то есть 24 миллиона в год. Я тогда говорю: слушай, а зачем тогда такой монстр за 2 миллиона рублей?

Елена: Здесь вопрос какой. Когда мы туда вошли, естественно, мы рассматривали это как бизнес, почему Олег и долю взял небольшую — потому что риски сильно большие, чтобы не тянуть, чтобы бизнес наш основной не страдал (у семьи Болутенко — сеть магазинов "Первый" и "Первый семейный" по Сахалину — прим. автора). Мы не готовы были больше рисковать. И когда уже вошли в этот проект, когда началось финансирование, я предполагаю, что Дмитриеву это было выгодно: держать рядом с собой успешных предпринимателей, чтобы у него самого было меньше рисков. Потому что когда ты вовлекаешь людей, когда они уже потратили деньги, они же уже просто так не уйдут.

Олег: Там еще был один человек, если он вам рассказывал...

Ксения: Он мне говорил, да, Ди Ри...

Елена: Да, они с Олегом купили одинаковое количество процентов — он 15 и мы 15, и стали финансировать.

Ксения: Как это выглядело? Кто управлял? Дмитриев был директором и говорил, что делать?

Елена: Он был индивидуальным предпринимателем, с которым "Хонока" заключила договор на управление данным проектом. То есть он за все отвечал — за все контракты, финансирование, документацию, проектирование. То есть он был, с одной стороны, учредитель, а с другой — управляющий директор с правом подписи.

Елена: Олег Иванович когда зашел в проект, там был протокол, где была сумма прописана.

Олег: У него был бюджет на весь проект под ключ 490 млн рублей, слышали, не слышали сумму?

Ксения: Он говорил, что сейчас там якобы потрачено около 600 млн рублей.

Елена: Но по протоколам и по ТОРу там везде зафиксированы 490 млн. На полностью все предприятие...

Ксения: С халатами?

Елена: 490 млн под ключ на все. Дальше было понимание, что есть учредители, то есть люди, которые внесли уставной капитал.

Олег: Из этой суммы 245-250 млн это мы должны были финансировать, включая японца, а 238 млн в кредит давал Сбербанк.

Елена: И таким образом проект сдвинулся тогда, когда Сбербанк...

Олег: Когда Сбербанк сказал, что будет давать связанный кредит, то есть под общее обеспечение, как он там называется...

Надежда: Обеспечение по кредиту должны были дать все поручители, все участники проекта.

Ксения: То есть если вдруг с кредитом что-то случается, все учредители отвечают за это своим имуществом или чем?

Олег: Сначала с одного сдергивают, а потом разбирайся со всеми остальными.

Елена: Так и получилось.

Надежда: У каждого учредителя свой договор поручительства отдельный, плюс есть залог — компания предоставляет, но именно так, чтобы из учредителей поручился каждый.

Олег: Там как было. Есть кредит 238 млн, есть японцы, это компания "Марусин Ивадэра", это юрлицо. Есть я, так скажем, есть, так скажем, Дмитриев, потому что Горбунова — это формально, это его человек. Есть Дмитриев, он дает поручительство физического лица. Физическое лицо Болутенко Олег Иванович поручается в том кредите именно лично. А Дмитриев поручается еще и "Кондитерской лавкой".

Ксения: Получается, он в случае чего рискует всем своим бизнесом?

Елена: Что являлось для нас тоже определенным гарантом.

Олег: Он и японца в этом убеждал, что, мол, ребята, я заложил свой бизнес...

Елена: И вообще все на кон поставил.

Олег: А сейчас что мы имеем? Сейчас мы видим, что все эти компании нулевые. Он переоформил все свои потоки, все точки на Настю Дмитриеву, свою дочь из Америки.

Надежда: Банк каждый месяц выставляет ему списание, денег у него нет, это все возвращается в "Хоноку". В "Хоноке" Олег Иванович как директор и учредитель единолично платит по кредиту со своих личных средств. А японец не платит, у него позиция такая...

Олег: Первое — позиция, что до него не могут добраться, у нас же нет с Японией мирного договора, и все, что ты здесь примешь, там не работает. Второе: он говорит, есть здание, которое уже построено, мы же закладывали в Сбербанк и его. Поэтому я считаю, что Олег Иванович, раз ему трудно, должен трясти деньги с Дмитриева.

Ксения: Типа вы там, русские, между собой разберитесь, а я потом подключусь?

Олег: А ты умная — он так и сказал.

Ксения: Хорошо, из этой суммы Дмитриев хоть что-то заплатил?

Надежда: Из кредита нет.

Ксения: Вообще ничего? В каком году вы взяли кредит?

Олег: В 2018 году, в мае.

Ксения: С этого момента за него платите вы?

Олег: В 2018 году мы взяли кредит. Но проценты должны были платить после запуска онсена в 2019 году, когда предприятие должно было начать приносить какие-то деньги.

Ксения: Это все выплаты или проценты?

Надежда: И тело, и проценты.

Олег: Я ошибаюсь. Мы еще Сбербанку вложили доли, вексели покупали для гарантии, что пока баня строится, он с этих векселей списывал проценты.

Ксения: В итоге "Хоноку" не построили, и с августа 2019 года вы гасите кредит. Во сколько это вам обходится?

Олег: В 6 млн в месяц обходилось, мы заплатили 50-60 млн на сегодняшний день Сбербанку в уплату этого кредита.

Надежда: Вначале мы несколько месяцев оплачивали вместе с японцем, а потом он сказал, что не может, не готов.

Ксения: Давайте чуть вернемся к началу. Вы заходите в этот проект, и до какого момента у вас с Дмитриевым все хорошо?

Олег: Пока весной 2019 года он не пришел ко мне и не сказал, что нужны еще деньги.

Ксения: Он был управляющим директором. Это правда, что его утверждали общим собранием и вы были не против?

Надежда: Когда мы вошли в долю, он уже был управляющим.

Ксения: Но с вами как с новым учредителем должны были это согласовать?

Надежда: Нет, мы же понимали, что входим в проект, где уже есть директор.

Ксения: Вы не пересматривали этот пункт, потому что друг другу доверяли?

Олег: Подожди, ну есть человек, который типа папа этого проекта, который, так скажем, все знает...

Ксения: И у вас не возникло никаких вопросов?

Елена: Но он же отчитывался все равно.

Ксения: Потом он приходит, когда это было в 2019?

Олег: В начале года.

Елена: Дело в том, что когда он взял 238 млн кредита, он взял его в мае, а в декабре 2018 мы созванивались, Олег Иванович разговаривал с Сергеем Вячеславовичем, и говорит ему: Сергей, что там у нас с кредитом? А он говорит: а я все деньги уже потратил. Но как 238 миллионов ты мог потратить за 5 месяцев? Я предполагаю, что там, скорее всего, уже были накопившиеся долги, и он, скорее всего, перекрывал их этим кредитом.

Ксения: Как вы думаете, а свое он мог что-то перекрывать этими деньгами, то есть не относящееся к "Хоноке"?

Олег: Мы знаем.

Елена: У нас есть вопросы. Еще хочу отметить, что он все-таки создавал видимость, что этот проект заработает, пижамы опять же эти...

Олег: Зачем нам холодильник, если мы спичек не купили?

Ксения: Значит, он приходит, говорит, чтобы дали еще денег...

Олег: Я сказал нет, у нас есть бюджет.

Елена: Мы взяли кредит немаленький, японец начал подавать нам сигналы, мол, Олег Иванович, давайте разбираться.

Олег: Я в Японии был, со мной на встречу напросился японец, он в Саппоро живет, у него там офис и вообще сеть бань. Он приехал ко мне в гостиницу и сказал, что видит схему по выводу денег. Дмитриев ему сбрасывал ежемесячно отчеты по банку. Но нужно отдать японцу должное: он в этом плане четко все отслеживал.

Ксения: Он разобрался, что Дмитриев начал вывод денег?

Надежда: Он не то чтобы разобрался — подозрение возникло, увидел странные транзакции.

Олег: Был договор генподряда.

Ксения: Кто, кстати, строил "Хоноку"?

Олег: "Ремхолод", компания местная.

Ксения: Не слышала даже, что она построила у нас?

Олег: Ничего не построила. Она нужна была только Дмитриеву.

Ксения: А кто у нее учредители?

Олег: Физлицо, Иван Костылев.

Ксения: Это его какой-то друг?

Олег: Его человек, стал его и до сих пор его. И японец говорит: я вижу, что когда мы деньги заводим, платим их как учредительский взнос или как заем, то я вижу, что сначала деньги уходят с "Хоноки" генподрядчику, а потом в той же сумме появляются от Дмитриева платежи. Я, говорит, вижу, что это хоровод, так это называется? Мы на "Хоноку" даем займы и учредительские взносы. Мы — я, японец, Дмитриев — займы давали, когда кредит закончился и нужно было все равно финансировать. Кредит закончился, Дмитриев говорит, что нам нужны деньги подрядчику заплатить.

Ксения: Но вы же сказали нет.

Елена: Но это же не сразу.

Ксения: Сначала какие-то деньги все равно дали?

Олег: Да, мы сначала увеличили уставной капитал. Он был 80 миллионов рублей, мы говорим: ладно, давай увеличим еще на 40 миллионов.

Елена: Сейчас мы понимаем, что это тоже был ход. Дмитриев пришел, и мы сказали, что больше денег не дадим. И он приходил каждый день и уговаривал. И раз не даем взаймы, то тогда увеличиваем уставной капитал.

Олег: Мы делаем решение и начинаем платить: японец заплатил, мы заплатили. Мы 8 млн, японец 16 млн, а Дмитриев не заплатил. Потом мы говорим: Сергей Вячеславович, а где увеличение уставного капитала? Он: знаете, нам налоговая не согласовала, туды-сюды, а деньги уже потрачены. Эти деньги еще "Хоноки" не стали, а он их уже потратил. И как только это произошло, мы вообще перестали давать.

Ксения: У него были какие-то колоссальные материальные проблемы?

Елена: Мы не знаем, какие у него проблемы.

Олег: Я смотрю, что у меня 60 млн на тот момент было вложено, а Дмитриев, так скажем, себе нарисовал 90 млн таким образом. Тогда у нас состоялось наше совещание учредителей. Я попросил супругу прийти туда.

Елена: Я как третейский судья там сидела. Говорю: смотрите, у вас три учредителя основные — японец, Сергей Вячеславович и Олег Иванович. У вас у каждого есть своя история, Сергей свою историю рассказывает, японец свою. Я говорю: я вижу только один момент — если вы хотите, чтобы все было нормально, надо сделать юридический и бухгалтерский аудит, чтобы поднять все протоколы и решения. Японец за, мы тоже. Дмитриев сказал — да я не против вообще, все замечательно.

Мы приглашаем независимую аудиторскую компанию, юриста отдельного, который смотрит все документы. А аудиторы бухгалтерию, чтобы разрывов не было по материалам, деньгам и всему остальному.

Первое, что сказал юрист, — покажите мне, пожалуйста, проектно-сметную документацию, согласованные сметы, договор с генподрядчиком, где зафиксировано, что он сдает под ключ весь объект на такую-то сумму.

И вот тут как раз началось самое интересное. Проектно-сметной документации у нас, оказывается, нет, проекта окончательного нет, его нужно доделывать и экспертизу по новой проходить. Дальше аудит выявил разрыв в 40 миллионов на тот момент по материалам незакрытым у генподрядчика.

Надежда: По договору "Хонока" сама покупала и передавала материалы подрядчику. Хотя это странно, ведь указана работа под ключ. Этот пункт тоже отражен в аудиторском заключении. То есть "Хонока" купила, например, плитку, передала ему в работу. Соответственно, когда он сдает акты выполненных работ, должен эти материалы туда вписать. На тот момент, когда проводился аудит, стройка уже приостановилась, работы уже не велись. И на 36 млн выявился этот разрыв. КСки все сданы, акты подписаны, а материалы не списаны. И они у нас не списаны по сей день. Они закуплены, деньги потрачены, а материалов этих мы и не видели.

Ксения: Их может и не быть?

Надежда: Была инвентаризация после того, как в 2019 году Олег Иванович стал директором. Этих материалов нет в наличии.

Ксения: А что за материалы?

Олег: Арматура, 45 тонн...

Елена: 45 тонн арматуры не спрячешь, ее не засунуть в карман. Или так велась документация, или что... Мы пока не можем сказать.

Надежда: Подрядчик на этот вопрос тоже не ответил.

Олег: Если положить руку на сердце: там был один подрядчик, канализацию делал, который Дмитриеву потом за счет хонокинских материалов построил павильон. В общем, потом, уже в 2020 году.

Елена: Непонятная схема. Материалы были куплены Дмитриевым самим как ИП. Он зачем-то купил их для "Хоноки", хотя она сама могла это сделать. И якобы передал их "Хоноке", а "Хонока" передала подрядчику.

Олег: А так как он и управляющий, он сам с собой подписывал акты.

Елена: И материалов этих нет, они висят на подрядчике.

Олег: А потом подрядчик когда пришел и говорит: вы заплатите за свой павильон, он говорит: а у меня долг есть перед "Хонокой", иди судись с ними, забирай.

Ксения: То есть он за счет этих денег развивал какие-то… А что за павильон, на Есенина?

Олег: Да, на Есенина.

Ксения: Потом что происходило между вами? Вы сразу прервали отношения?

Елена: Вернемся к тому, что выяснил японец. Он пригласил Олега и сказал о своих подозрениях, после этого была проверка, аудиты, это был июнь-июль 2019 года.

Олег: Сергей Вячеславович, когда я был не на Сахалине, и аудиторы, как это обычно бывает, стали спрашивать у него недостающие документы — может, что-то недодали, недонесли — начал бросаться на них.

Елена: Вел себя не совсем адекватно. Надежда говорит, что все были очень обескуражены его эмоциональным поведением. Он кричал.

Олег: Потом пришел к юристу. Юрист его знает с 90-х годов, он ему говорит: ты знаешь, с аудитом там ерунда, что-то надо делать, но самое главное, чтобы японец и Болутенко не спрыгнули с проекта.

Елена: Июнь, июль мы с этим всем разбираемся, и все понимают, что в августе нужно платить первый кредит. А там начинаются выборы в гордуму. Сергей нам говорит, что готов обратно встать на должность председателя. Тогда мы еще все общались, и как-то не возникло мысли, что он хочет уйти от ответственности. Он же все равно с нами в команде, и мы будем дальше как-то выруливать из этой ситуации и понимать, как мы будем достраивать, дофинансировать. Он как-то завуалированно об этом всем говорил или молчал. И тут наступает момент его инаугурации. Как раз приезжает японец, мы все собираемся, Сергей приходит и говорит: ну что, вы — два миллионера, как-нибудь без меня разберетесь, я чиновник, теперь я не имею права ни с вами собираться, ни обсуждать какие-то вопросы коммерческие, меня в прокуратуре предупредили. Я пошел, ищите директора, меня больше не трогайте.

Олег: Японец говорит: а я по закону не могу директором стать, потому что я гражданин другой страны. Я говорю: и что делать? Ну, Олег Иванович, тогда вам придется стать. Я был против, ну зачем? Мне говорят: ну раз такая сложившаяся ситуация и нам хотя бы какие-то нужно получить документы, чтобы начать разбираться вообще, а где же был мальчик. Со мной даже не заключали никакого контракта, то есть я директор, который не получает зарплату. И я стал разбираться. Не знаю, насколько там Сергей надеялся, что у меня не будет времени разбираться во всем этом, что Надя, может быть, не настолько въедливая. Но мы стали счета смотреть каждый день, смотреть, как приходили, как уходили деньги, и поняли, что японец был прав.

Елена: Бухгалтера, которая при Сергее работала, мы забрали и посадили к нам в офис, задавали ей вопросы, отдельно платили.

Ксения: Она стала не его человеком, а вашим?

Елена: Но по факту потом оказалось, что она начала фальсифицировать документы.

Ксения: Вести двойную игру?

Елена: Да, мы попросили ее написать объяснительные, почему она это делала, документировали все...

Олег: Она стала вносить изменения в программу, меняла цифры, даты. Когда мы это обнаружили, попросили ее написать объяснительную. Она написала, что все по указанию Сергея. Сейчас она, правда, работает в думе, он ее взял, это его методика.

Надежда: И самое интересное: когда мы начали разбираться, я ей задаю вопрос — где такие-то документы, где другие, дайте их мне. Раз — и эти документы появляются через какое-то время подписанные, то есть их сначала не было, а тут вдруг появились.

Олег: Его зарплата должна была составить, предположим, 5 млн рублей за весь период, а было потрачено 35 млн. И когда начинаешь разбираться — вплоть до того, что машину моет или заправляет, бизнес-классом летает. И без предъявления документов выставляет счет "Хоноке", сам себе же оплачивает.

Ксения: Назовите, наконец, эту сумму, мне сказали, там от 40 до 80 млн. Сколько он все-таки там?..

Олег: Подрядчику Надежда задала вопрос, сколько реально ты потратил по контракту? Он говорит — 204 млн. Надежда говорит: а тебе ушло по счетам 284, где остальные 80 млн? Он ничего не сказал, ушел и рассказал Дмитриеву.

Елена: Единственная поправка: не по счетам, а на эти 80 миллионов на них есть акты выполненных работ, и это как задолженность "Хоноки" перед ним висит. То есть это не живыми деньгами было оплачено, а подписаны акты, что "Хонока" должна ему денег.

Ксения: Он потратил 204 млн и сам признался в этом. Но общая стоимость проекта 490 млн. При этом сам Дмитриев называет сумму 640 млн. Что это за деньги, где остальные?

Олег: Это он сейчас называет. С сорока теми миллионами, которые мы внесли, уже было 553, и японец говорит: слушайте, ну я-то знаю, сколько нужно еще потратить, вместе с запуском еще 350. Он говорит: вы знаете, Олег Иванович, мы здесь провели расчеты, мы за 20 лет это не окупим. И Сбербанк вставляет в финансовую модель и говорит: "О, она у вас не летает".

Елена: Мы вас не сможем дофинансировать, потому что она уже экономически невыгодна.

Олег: Сбербанк говорит: Олег Иванович, если вы готовы свой бизнес вложить, тогда мы вам дадим еще 200, но не больше.

Ксения: Конечно, Олег Иванович сказал, что он не готов.

Елена: За 15% Олега Ивановича мы должны заложить весь свой бизнес, чтобы Дмитриев Сергей Вячеславович имел 40%, ну это же неправильно.

Ксения: Где остальные деньги, непонятно.

Надежда: Этот вопрос задали аудиторы сразу же, когда пришли.

Ксения: Вы подали в суд?

Олег: Мы выиграли.

Надежда: Нет, мы не выиграли, суд нам отказал. Мы подавали иск на истребование документов. Суд нам отказал, потому что истребовать по сути нечего, это есть в материалах дела, и мы можем ссылаться на то, что все документы в этом акте есть, плюс у нас вопрос все-таки был по проектно-сметной документации, потому что, я вам могу показать, вся проектно-сметная документация — это листочек А4.

Ксения: Как они экспертизу проходили?

Надежда: По закону смета необязательна, для экспертизы нужен проект. Проект есть, просто он не соответствует тому, что построено, но это другой вопрос.

Ксения: Это уже на этапе ввода будут проблемы. Второй суд — по кредитным процентам.

Елена: Дмитриев выиграл первую инстанцию только лишь из-за того, что в нашем договоре со Сбербанком есть пункт о том, что права по этой обеспечительной сделке переходят тому, кто заплатил, только после полной выплаты кредита.

Ксения: Вы хотите, чтобы он тоже платил по кредиту?

Надежда: В суде мы не хотели, чтобы он продолжал платить по кредиту, мы хотели, чтобы он вернул нам деньги, которые мы уже за кредит заплатили. У нас такое право есть по закону.

Ксения: Понятно, банк говорит, что когда вы отдадите ему долг, тогда между собой и разбирайтесь, главное, мне верните. А что с зарплатой? Дмитриев говорит, что получил 3,7 млн за весь период. Вы считаете, что это много?

Надежда: Там другая совсем история. Зарплата тоже есть и на эту сумму, но у нас вопрос был по объему: выполнял ли он свои обязательства. Потому что по документам это не зарплата, а услуга ИП, и у нее должен быть объем. Это не ежемесячный обязательный платеж, трудового договора нет. Если бы он был на трудовом договоре, мы бы ему платили зарплату, а так он должен каждый месяц закрывать акты. Акты есть, но в них написано "Оказана услуга на такую-то сумму".

Это только часть требований, а вторая часть — это расходы необоснованные, которые он возмещал себе с "Хоноки" на полеты и так далее. Общая сумма вместе с зарплатой порядка 10 млн. Это дело пока на рассмотрении. Решения нет.

Ксения: И последний суд, про который он говорил. Якобы подрядчику "Хонока" задолжала, и тот требует деньги с Дмитриева.

Олег: "Крильон сервис" — подрядчик "Хоноки" — привез оборудование, установил, провел все кабельные линии, весь интернет, закупил замки автоматические на шкафчики.

Елена: "Крильон сервис" попросил у него личное поручительство физлица, потому что переживал, что если у "Хоноки" возникнут проблемы, он не сможет получить деньги. Как они чувствовали, так и произошло.

Надежда: Сумма долга, которая взыскивается сейчас, — 4 с лишним миллиона.

Олег: "Хонока" заплатила "Крильон сервису" 10 млн, а 4 с половиной осталось.

Надежда: Но Олег Иванович не участвует в этом деле, это дело лично "Крильона" с Дмитриевым.

Ксения: Почему вы не инициируете никакого уголовного процесса? Вы знаете или даже не знаете, но имеете право написать заявление: считаю, что похищены мои деньги.

Елена: Решили сначала пойти судом. Всегда можно пойти в суд и в судах обеспечить себе гарантии решения...

Надежда: Это же больше из хозяйственных правоотношений. Если мы обратимся с заявлением об уголовной ответственности, могут сказать: это у вас хозяйственная деятельность, вы даже еще не просудились, что вы лезете сюда.

Ксения: Вы это наметили себе как план или вообще не рассматриваете?

Олег: Мы сейчас занимаемся, мы выявили какие-то вещи, которые нас не устраивают. Мы давали документы куда-то рассматривать.

Ксения: Но вы давали самостоятельно или их требовали?

Олег: Нет, у нас не требовал никто.

Надежда: К нам обратились с запросом, так скажем.

Олег: Я, так скажем, по этому запросу давал документы.

Ксения: Это давно было?

Олег: В сентябре.

Ксения: У вас на руках есть какие-то доказательства?

Надежда: Они-то есть, но все равно первоначально было принято решение, что мы пойдем в суды.

Ксения: Ок, по-другому спрошу. Вы не хотите мощной эскалации или думаете, что решите эти вопросы в суде? Вы не хотите, учитывая ваш огромный бэкграунд, совсем уничтожить ваши отношения, родить ему уголовное дело потенциальное?

Олег: Мягкая сила, знаете? Мы мягкая сила, мы не сторонники таких мер. Мы хотим, чтобы человек все-таки проснулся и начал платить. Если не можешь платить, отдай долю. Ему было предложено. Там же у тебя есть займы, а есть доля учредительства. Ты отдаешь долю, мы достраиваем, а потом на конце смотрим, какого же мы слона родили. Он подписал с нами все договоры, понимая, что они заведомо ничтожны, а потом пришел и сказал, что Ольга Дунамовна (супруга Дмитриева — прим. автора) против.

Надежда: Мы даже не саму долю у него просили, чтобы он отдал проценты физические, мы просили передать право голосования по важным вопросам.

Олег: Мы же тебе доверяли, когда ты нас втянул в этот проект, давай будем меняться местами. Каждый же оценивает по себе...

Ксения: В деньгах какой ваш вклад сейчас? Ваш, японца и Дмитриева?

Олег: Наш порядка 125, у японца 180-190 и Дмитриев был 90, потом, так скажем, когда они начали с бухгалтером, у него типа 60 млн.

Надежда: С учетом того, что он получил обратно, у него вообще ноль вложено, потому что он прокрутил деньги, грубо говоря, то, что вкладывал, и вернул их себе. Там порядка 40 млн.

Олег: Но у него зафиксировано 60 млн.

Надежда: Когда мы с ним общались, мы сошлись на цифре в 45 млн.

Олег: То есть у японца 40% и около 200, а у Дмитриева 40% — это 45.

Ксения: Мы живем в одном очень маленьком городе. Вынуждены пересекаться с теми, с кем тяжело. Вы вообще сидите в соседних креслах в городской думе. Как у вас складываются отношения? Вы не общаетесь, не здороваетесь за руку. Вы же еще и живете совсем рядом.

Олег: Разговариваем — я подключаюсь, а так не общаемся, и семьи не общаются.

Ксения: Они считают себя правыми в этом вопросе?

Олег: Конечно.

Елена: Наверное, сложно переубедить их в этом, конечно.

Ксения: И Ольга на его стороне?

Елена: Не мы начали не здороваться, не общаться.

Олег: Вообще по наивности в 2019 году мы думали, что Ольга Дунамовна тоже не в курсе.

Елена: Вообще у меня изначально было ощущение, что Сергей просто не рассчитал свои силы, ни финансовые, ни… Для нас это был такой серьезный удар.

Елена: Я почему возвращаюсь к этому вопросу. Я почему-то думала, что Сергей Вячеславович не рассчитал свои силы, что финансово не рассчитал свои возможности, что как предприниматель не смог довести этот проект, потому что все-таки надо обладать определенными качествами. И соответственно, когда все это произошло еще в 2019 году, я думала: ну так случилось, так бывает в жизни. Я как-то, наверное, все-таки оправдывала, но когда Ольга Дунамовна начала нам присылать голосовые сообщения, мы поняли, что дело в том, что нам казалось, что Сергей Вячеславович до конца Ольге не рассказывает эту историю. Он же и свою семью туда вовлек, он же финансово подвел свою семью... Я думала — может быть, рассказать Ольге правду, чтобы она понимала, что у них ситуация не очень хорошая финансовая, потому что нам всем сейчас придется платить по долгам, кредит нужно платить всем.

И мы Ольге прислали информацию, документы. И как только мы это сделали, вот тут-то как раз мы поняли, что она в курсе, что она все прекрасно понимает, что она ни в каком не в вакууме находится. Там примерно такое: Олег, отстань от нас, у нас денег нет и платить мы не собираемся, больше нас вообще не беспокой.

Олег: А то придумал: пригласил аудит, юристов, своими мозгами должен думать!

Елена: Самое главное, что она сказала, — что ты японцу посеял в мозги эту чушь, и теперь японец отказывается финансировать. То есть они нашли еще такого дурака японца, что ли, который должен был все время… Я была в шоке и заблокировала ее, потому что столько негатива услышала в свой адрес.

Ксения: Что дальше будет с этой баней?

Олег: Нужно разобраться с учредительством сначала.

Ксения: Но у вас есть план? Он банкрот, это однозначно, ему денег взять неоткуда, что там у дочки — это все равно не те суммы, он естественно с них ничего не возьмет, это смешно. Какие у вас мысли? Чем дольше стоит эта коробка ужасно холодная, тем сильнее она разрушается, скоро она перестанет быть даже залогом. Она развалится скоро.

Олег: Мы рассматриваем разные варианты, разные бизнес-модели.

Елена: В Японии сейчас такая же ситуация, японец сказал, что на данный момент вообще настолько просел в бизнесе... Так мы, может быть, с японцем решили бы...

Надежда: Мы же не просто судимся, это только часть.

Олег: Мы не летаем за счет "Хоноки" бизнес-классом, мы встречаемся с разными компаниями...

Елена: Скорее всего, баню-то все равно нужно будет запускать...

Ксения: Стали ли вы после всей этой истории больше слушать свою жену?

Олег: Да.

Елена: Да мы всегда вместе...

Ксения: Все говорят, и мое мнение в целом такое же, что если бы вы изначально входили в этот проект, а не Олег Иванович, то этого проекта бы не было, и у вас было бы все хорошо.

Елена: Олег Иванович больше всегда эмоциональный...

Ксения: Олег Иванович зря это сделал, я так скажу, и он сделал это зря в том числе потому, что Дмитриев был его другом. Он потерял и деньги, и бизнес, и друга, это очень российская история.

Олег: Но нужно отдать должное, 22 года поросеночка откармливать...

"Хонока" не законсервирована, просто брошена. Вход, выход, окна, автоматические ворота для заезда випов заколочены досками, занавешены синими тентами. Внутри дикий холод. Сторожа, который сначала жил на территории в вагончике, переселили внутрь. Условия ужасные: не позавидовали бы даже бомжи. Болутенко рассказал, что раньше в здании была вода: Дмитриев, который живет, можно сказать, за забором "Хоноки", по временной схеме провел ее со своего дома. Когда начался конфликт, воду отключил, и сторожу этой бани теперь даже негде помыть руки.

Хорошо бы его переселить. Хорошо бы снести эту баню. Ничего приятного из нее все равно уже не получится, да и Синдзо Абэ не сможет приехать, к чему тогда... Бюджет дал на проект около 80 млн рублей (по данным Дмитриева, по данным Болутенко — 6 млн) и теперь через суд хочет забрать их обратно: объект не введен в указанные сроки. В общем печь пирожки и строить онсены — это все-таки разные вещи.

В истории "Хоноки" хороши обе стороны, они друг друга достойны. Болутенко более правдив вынужденно. Единственный шанс для обеих семей — простить друг друга и примириться. Они этого не понимают. И могут не понять совсем. Но все-таки выбор есть, пока еще есть.